Под властью свастики
В первые дни после начала оккупации представители классов и слоев населения, пострадавших от национализации и аграрной реформы, а также те, чьи родственники были огульно репрессированы, приветствовали приход оккупантов. 11 июля 1941 года от имени латвийского народа была направлена телеграмма Гитлеру с выражением благодарности за “освобождение” и изъявлением готовности служить делу строительства “новой Европы”.
Однако оккупанты не были намерены предоставлять покоренным землям хотя бы видимость свободы и независимости. Хотя “правительство” И. Амбразявичуса успело выпустить более 100 законов, оно было распущено немцами 5 августа 1941 года. Были ликвидированы и другие “правительства”, созданные сторонниками оккупантов в Прибалтике. Эстония, Латвия, Литва и Белоруссия были объединены в рейхскомиссариат “Остланд” и превращены в “бецирки” (генеральные округа). Главой “Остланда” по приказу Адольфа Гитлера 1941 года был назначен рейхскомиссар Генрих Лозе. Его помощниками являлись генеральные комиссары “бецирков”: обергруппенфюрер СА К. Лицман — в Эстонии, Дрекслер — в Латвии, фон Рентельн — в Литве.
Еще до начала военных действий на советско-германской границе в нацистском руководстве были подготовлены планы эксплуатации Прибалтики и порабощения ее населения. За несколько недель до начала осуществления плана “Барбаросса” А. Гитлер назначил редактора центрального органа нацистской партии “Фёлькишер беобахтер” уроженца Прибалтики Альфреда Розенберга комиссаром по восточноевропейскому региону. Полученная им инструкция гласила: “Целью имперского уполномоченного для Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии должно являться создание германского протектората с тем, чтобы впоследствии превратить эти области в составную часть великой германской империи путем германизации подходящих в расовом отношении элементов, колонизации представителями германской расы и уничтожения нежелательных элементов”. Генеральный план “Ост” предусматривал депортацию почти 50 процентов эстонцев, всех латгальцев, более 50 процентов латышей, 85 процентов литовцев. Эстонцев, например, собирались выселять на берег Белого моря. Оставшаяся часть оценивалась в 1942 году Антропологической комиссией рейха расово нордической (а поэтому достойной германизации).
Официальным языком для делопроизводства во всех учреждениях “Остланда” был объявлен немецкий. В служебной переписке разрешалось употреблять лишь немецкие названия местных городов и поселков. От служащих требовали, чтобы они говорили только по-немецки.
Вскоре после оккупации началась колонизация Прибалтики. Был учрежден специальный орган — Ansiedlungsstab с центром в Каунасе, занимавшийся выселением местных жителей из их хозяйств и размещением немецких колонистов. Только в Литву прибыло около 30000 поселенцев из Германии. Тем, кто оседал в сельской местности, были переданы лучшие земли. Для немецких детей были созданы 29 школ и гимназия. Для немцев существовали особые суды. Для их обслуживания открывались специальные магазины и столовые, куда местному населению доступ был закрыт. Появились и железнодорожные вагоны с надписью “только для немцев”.
В ходе превращения Прибалтики в свою колонию оккупанты уничтожали национальную культуру ее народов. Закрывались театры, Дома культуры, клубы-читальни. Оккупанты разрушали систему образования в прибалтийских республиках. В 1943 году все высшие заведения в Литве были закрыты. Историк И. В. Добровольскас писал: “С началом оккупации гитлеровцы закрыли в Литве все русские школы, а формально разрешили продолжать учебу в литовских школах, но делали все, чтобы прекратилась и их работа. Они занимали помещения школ под казармы, арестовывали учителей, разгоняли учеников”. В Литве германские войска и полиция заняли помещения 60% школьных зданий.
Было прекращено преподавание русского, английского и французского языков, а за их счет вводилось усиленное изучение немецкого языка. В гимназиях немецкому языку отводилось больше уроков, чем родному. Местному населению постоянно внушалась мысль о превосходстве германской культуры и второсортности культур прибалтийских народов. В школы Латвии была направлена в качестве циркуляра статья некоего немецкого искусствоведа, в которой “доказывалось”: “Всё, что имеется в Латвии в культуре и хозяйстве, достигнуто благодаря труду немецких завоевателей”.
В первые же дни оккупации были отменены законы о национализации и об аграрной реформе. Часть бывших владельцев промышленных и торговых предприятий получила назад свою собственность (четверть владельцев в Латвии и Эстонии и 4 процента в Литве), но большая часть денационализированной собственности была взята в руки вновь созданными германскими фирмами.
После оккупации Прибалтики на ее территории было создано сельскохозяйственное общество “Остланд”, администрация которого находилась в Риге. Завладев обширными землями, сельскохозяйственными постройками и сельскохозяйственным инвентарем, общество стало контролировать сельское хозяйство Прибалтики.
Были введены обременительные налоги, обязательные поставки сельскохозяйственной продукции и другие повинности. Уже в 1941 году оккупанты путем реквизиций и конфискаций забрали у эстонского крестьянства около 2/3 валового сбора ржи, значительную часть урожая пшеницы и почти всё фуражное зерно.
Только в 1942—1943 хозяйственном году объем принудительных поставок в Литве был установлен в размерах 245 тысяч тонн, что составило около половины валовой продукции 1942 года, объем поставок молока — 454 тысячи тонн 3,5-процентной жирности, то есть около 2/3 валовой продукции за этот год.
За нарушение обязательных поставок, а также неуплату налогов крестьяне подвергались суровым наказаниям: денежному штрафу до 10 тысяч марок, конфискации всего имущества, тюремному заключению. За умышленное невыполнение поставок грозил расстрел. В 1941—1944 годах разного рода репрессиям подверглось до 100 тысяч эстонских крестьян.
За время оккупации поголовье скота и домашней птицы в трех республиках уменьшилось по всем видам на сотни тысяч голов. Практически вся сельскохозяйственная техника была вывезена в Германию. Хищнически вырубались леса. В результате хозяйничанья немцев произошло сокращение посевных площадей, падение урожайности.
Те, кто в первые дни оккупации ожидал процветания при немцах, были потрясены наступившей скудостью пищевого рациона, а затем массовой нищетой и голодом. Как и повсюду в оккупированной гитлеровцами Европе, значительная часть населения Прибалтики была посажена на полуголодный паек. С конца 1941 года здесь была введена карточная система. По своей калорийности паек, выдаваемый по карточкам, лишь на одну треть удовлетворял нормальную потребность человека в пище. В конце 1942 года и без того более чем скудные нормы выдачи продуктов питания были ещё более снижены. Теперь местному рабочему полагалось на день 243 граммов хлеба, 19 граммов жиров, 5 граммов сахара и 100 граммов соленой рыбы. Но и эти нормы снабжения часто нарушались. Некоторые из продуктов питания, указанных в продовольственных карточках, местное население не получало неделями.
Люди были вынуждены обменивать у спекулянтов продукты питания на мебель, одежду и другие вещи. Отдел питания и хозяйства “самоуправления” г. Вильнюса по этому поводу в начале 1943 г. писал: “Эти цены (то есть спекулятивные. — Авт.) так высоки, что средний житель вынужден продавать свою мебель, одежду и т. д. Запасы мебели в некоторых бедняцких слоях так исчерпаны, что им голод смотрит в глаза… Здоровье и трудоспособность населения все больше ставится под угрозу”. В первые же дни оккупации было отменено бесплатное медицинское обслуживание. К тому же в больницах не хватало мест, не было в нужном количестве даже необходимых лекарств и других медицинских принадлежностей.
Массовое голодание приводило к росту заболеваемости, широкому распространению заразных болезней, резкому увеличению смертей. Даже центральная газета Литовского бецирка “Атейтис” признавала: “Смертность в нашем краю увеличивают не только заразные болезни. При ухудшившихся условиях питания организм человека становится менее устойчивым к любой болезни”.
Трудовое законодательство советского времени, предусматривавшее 8-часовой рабочий день, охрану труда на производстве, ежегодные оплачиваемые отпуска и другие социальные льготы, было отменено. 19 декабря 1941 года в Прибалтике была введена всеобщая трудовая повинность для всего населения от 15 до 60 лет. В Эстонии заставляли трудиться и подростков с 12-летнего возраста. За отказ зарегистрироваться следовало наказание — три месяца тюрьмы и штраф в 1000 марок. За неявку на место работы могли бросить в концлагерь или отправить на работу в Германию.
Суровые наказания были предусмотрены за нарушения трудовой дисциплины на рабочем месте. 20 февраля 1942 года была издана инструкция для служащих железных дорог Эстонии: “Каждое нарушение служебной дисциплины со стороны служащего, принадлежащего к местной национальности, в особенности неявка на работу, опоздание на службу, появление на службе в пьяном виде, невыполнение служебного приказа и т. д., отныне должно караться со всей строгостью: а) в первый раз 15 ударами палкой по обнаженному телу; б) в повторных случаях 20 ударами палкой по обнаженному телу”.
В начале 1944 года в Литве было объявлено, что на обработку 15 гектаров пахотной земли выделяется один человек, а “избыточная” рабочая сила должна быть направлена в рейх. На территории всей Прибалтики велась настоящая охота на людей, загоняемых как на принудительные работы по строительству оборонительных укреплений, так и на сборные пункты для отправки в немецкое рабство в Германию и оккупированные ею страны.
На строительство оборонительных сооружений в Прибалтике было мобилизовано свыше 300 тысяч человек. Против уклонявшихся от занесения в списки так называемого “трудового фронта” и от отправки в Германию применялись самые жестокие репрессии, вплоть до повешения. 20 июня 1944 года Розенберг сообщал Гиммлеру, что в Германию было направлено 126 тысяч рабочих из Прибалтики. 75 тысяч из них были литовцами, 35 тысяч — латышами (главным образом из Латгалии) и 16 тысяч — эстонцами. В письме из Штеттина (Щецина) один из угнанных на принудительные работы писал: “Мы, латыши, живем здесь среди 200 человек, где уже больше нечем дышать… В Резекне все говорили, что каждый рабочий получит работу по специальности и у каждого будут такие же права, как и у немцев, но здесь этого нет. Нам здесь очень плохо, единственное — разве что утопиться”. По оценке Р. Мисиунаса и Р. Таагепера, из-за невыносимых условий жизни среди этих угнанных на работы в Германию погибли около 5 тысяч эстонцев, 10 тысяч латышей, 50 тысяч литовцев.
Но и находясь на родной земле, многие жители Прибалтики оказывались в отчаянном положении. Население оккупированных земель было не защищено ни законом, ни элементарной человечностью. На территории Прибалтики царил террор. В городах был введен комендантский час с 10 часов вечера до 5 часов утра. На селе комендантский час начинался за час до захода солнца и заканчивался за час до его восхода. Очевидцы рассказывали: “В указанное время население не имело права отлучаться из дома. Гитлеровцы создали обстановку, при которой каждый житель чувствовал себя обреченным. Достаточно было лишь подозрения, чтобы посадить человека в фашистский застенок и после нечеловеческих пыток его уничтожить”.
Командир СД и гестапо “Остланда” Шталкер уже 21 июля 1941 года докладывал в Берлин о положении в Риге: “В течение первых дней оккупации города все тюрьмы были переполнены до отказа… Последующие ликвидации дали некоторое облегчение положения. Все же непрекращающиеся мероприятия по задержанию лиц привели к тому, что уже сейчас помещения тюрем опять явно недостаточны”.
Переполненными были и другие тюрьмы Латвии. В тюрьме города Валмиера содержалось более 2500 человек, тогда как ее максимальная вместимость составляла 250 человек. В тюрьме города Елгава, рассчитанной на 200 заключенных, было 1500 заключенных.
Уцелевшие бывшие заключенные вспоминали: “В камерах тюрем, рассчитанных на 15—20 человек, помещалось, как правило, 60 человек. От большой скученности, грязи, сырости и холода (тюрьмы не отапливались зимой) люди заболевали… Многие умирали через 3—4 месяца голодной смертью... В камерах Центральной рижской тюрьмы в течение круглых суток были слышны крики и стоны истязаемых. При допросах применялись самые садистские приемы. Заключенные с допросов возвращались неузнаваемыми, в крови, в синяках, обожжённые. Многих заковывали в кандалы и цепи… В тюрьмах и лагерях применяли самые изощренные методы пыток — отравление газом, умерщвление электрическим током и голодом, выкачивание крови, заражение инфекционными болезнями”. В сообщении Чрезвычайной Государственной комиссии о преступлениях немецко-фашистских захватчиков на территории Латвийской ССР по поводу Центральной рижской тюрьмы было сказано: “Ежедневно от истязаний умирало 30—35 человек… Медицинской помощи истязаемым не оказывали”.
Так как помещений в тюрьмах не хватало, то в качестве мест заключения использовались общественные здания. В эстонском городе Пярну в тюрьмы были превращены здание школьного общества на улице Калеви, корпуса льнокомбината на берегу реки Пярну, трехэтажное складское здание, казармы на Рижском вокзале, здание еврейской синагоги.
Одновременно оккупационные власти спешно строили концентрационные лагеря для заключенных. В Тарту такой лагерь был создан на Выставочной площади. Историк Э. Я. Мартинсон писал: “Когда все девять павильонов бывшей выставки были забиты узниками, фашисты и их пособники создали еще один концлагерь — прямо под открытым небом: в землю были врыты столбы, на них натянули рядов в 25—30 колючую проволоку, и еще один атрибут “нового порядка” был готов. Семь концентрационных лагерей было создано фашистами в городе эстонских текстильщиков — Нарве, около двадцати на территории только Вирумааского уезда”.
Историк А. К. Рашкевиц писал: “Осенью 1941 года недалеко от Риги, в Саласпилсе, нацисты приступили к строительству крупнейшего в Прибалтике концентрационного лагеря для политзаключенных. Саласпилсский концлагерь был центральным лагерем всего “Остланда” и имел много филиалов на территории Латвии. Народ его назвал “мельницей смерти”… В Саласпилсском лагере содержались и были убиты не только граждане Советской Латвии. Сюда фашисты пригоняли также жителей Белоруссии, Литвы, даже граждан Польши и Чехословакии, Франции и других оккупированных стран. Всего в Саласпилсском концлагере фашисты убили и замучили 53700 человек”.
Рашкевиц отмечал: “Основной формой уничтожения мирных граждан, которую применяли нацисты, был расстрел. Однако наряду с этим они применяли также передвижные газовые камеры-“душегубки” для умерщвления людей, вешали их, но так как все это требовало известного труда и средств, то фашисты применяли очень простую, но мучительную форму уничтожения — голод. Держали в лагерях, в тюрьмах людей без пищи, без воды, пока те не умирали. Много заключенных погибало от разных болезней — тифа, дизентерии и др. Умирали от истязаний и пыток”.
Помимо уничтоженных в Саласпилсском лагере, под Ригой в Бикерниекском лесу фашистами было убито 47 тысяч мирных граждан, в Румбульском лесу — 38 тысяч. Массовые расстрелы производились также в Даугавпилсе, Лиепае, Резекне, Валмиере и других городах, в концентрационных лагерях в Страздумуйже, Бишумуйже, Милгрависе, в Дрейлиньском лесу близ Риги, в Шкедских дюнах близ Лиепаи, в лесу у озера Нинерие.
Многих уничтожали сразу после ареста. “Самые массовые расстрелы в оккупированной Эстонии, — сообщал Э. Я. Мартинсон, — производились в деревне Лемматси, под Тарту, у противотанкового рва, вырытого трудящимися города до его захвата гитлеровцами. Здесь находится самая крупная на эстонской земле братская могила жертв фашизма — у края противотанкового рва залпы гестаповцев оборвали 12 тысяч человеческих жизней… Свыше 15 тысяч человек расстреляли фашисты на территории бывшего Вирумааского уезда, 24 тысячи человек — на острове Сааремаа, 28500 человек — в городе Нарве, свыше 2 тысяч человек убили фашисты в песках Калеви-Лийва, около 3 тысяч убили и сожгли в Клоога”. Тысячи расстрелянных были закопаны в братских могилах в Кивиыли, Вильянди, Валга.
Массовые казни совершались и в Литве. В первые же дня после оккупации Каунаса немцы вместе с литовскими коллаборационистами стали сгонять советских военнопленных и мирных жителей в городской форт № 9. В материалах Нюрнбергского процесса говорилось: “Все, кто попадал в форт № 9, в живых не остались. Колоннами в несколько тысяч человек гитлеровцы гнали сюда женщин, детей, подростков, мужчин и стариков на расстрел и сжигание”. Лагеря смерти и места массового уничтожения существовали также в районе Алитуса, Паневежиса, Укмерге, Ново-Вильни и других местах. Только на окраине Вильнюса фашисты уничтожили около 100 тысяч человек.
В “Истории Латвийской ССР” сказано: “В целях устрашения населения гитлеровцы прибегали к таким зверским актам террора, как сожжение населенных пунктов и полное истребление их населения. Такая судьба постигла деревню Аудрини Резекненского уезда, население которой прятало красноармейцев. Узнав об этом, гитлеровцы в начале 1942 года сожгли деревню, 30 ее жителей расстреляли на рыночной площади в Резекне, остальных 179 — у Анчупанских холмов. То же произошло в январе того же года с деревней Барсуки Лудзинского уезда и позднее, осенью 1944 года, с пятью хуторами в Злекасской волости Вентспилсcкого уезда”.
В “Истории Литовской ССР” отмечалось: “За акты сопротивления и помощь советским партизанам гитлеровские оккупанты полностью сожгли деревни Ферма, Лазденай, Друшиляй, Шаркишес, Милюнай, Пирчюпяй. Жители одних деревень были расстреляны или сожжены, других — угнаны в фашистское рабство”.
Уже в первые месяцы после начала оккупации поголовному уничтожению было подвергнуто еврейское население Прибалтики. Отчитываясь перед своим берлинским начальством, бригаденфюрер СС Шталкер писал: “Мы заставляли местные антисемитские элементы организовывать погромы через несколько часов после захвата города”. В Литве вооруженные банды националистов во главе с Климантисом в ночь с 25-го на 26 июня 1941 года расправились с более чем 1500 евреями, подожгли и уничтожили несколько синагог и сожгли еврейский квартал, состоявший из более чем 60 домов. Шталкер писал: “В течение следующих ночей около 2300 евреев было обезврежено подобным же образом. Подобные же действия, только в меньшем масштабе, имели место по примеру Каунаса и в других районах Литвы, причем они также распространились на оставшихся в этих местах коммунистов”.
Преследования евреев развернулись и в Латвии. Еврейка, бежавшая в 1944 году в Швецию, вспоминала: “После вступления немецких войск в Ригу, когда еще велись бои между немцами и русскими на латвийской земле, в большинстве провинциальных городов евреи были убиты латышами… Во всех городах Латвии, где евреи были убиты, на подъездных дорогах был установлен щит с надписью: “Свободен от евреев”. Особенно прославилась своими злодеяниями против евреев “команда безопасности” под руководством рижского студента Арайса.
В Эстонии уничтожение евреев осуществлялось силами созданной оккупантами организации “Омокайтсе” (“Самооборона”) из местного населения. Правда, как сообщал Шталкер, “в Эстонии благодаря сравнительно небольшому числу евреев не представлялось возможности провоцировать погромы. Большая часть тех 4500 евреев, которые жили в Эстонии, в начале наступления на Востоке бежали вместе с отступающими войсками Красной Армии. Осталось около 2000 человек”. Вскоре, как замечал Шталкер, “арест всех евреев в возрасте старше 16 лет был закончен. Все они были казнены частями “Самообороны”.
Когда 20 января 1942 года в Берлине состоялось совещание по “окончательному решению” еврейского вопроса, то в списке стран, против каждого названия которой было указано число проживавших там евреев, после названия Эстонии стоял прочерк. Как констатировал Э. Я. Мартинсон, “выполнение плана “Котбус” — плана уничтожения евреев в “Остланде” — в части Эстонии к тому времени было уже закончено”.
В Латвии и Литве уничтожение евреев также близилось к завершению. В рапорте эйнзацгруппы “А” полиции безопасности и СД за период с 16 октября 1941 года по 31 января 1942 года сообщалось: “Систематическая работа по очищению Востока согласно приказам имела своей целью возможно полную ликвидацию евреев. Эта цель в основном достигнута. Исключая Белоруссию, экзекуции подвергнуто 229052 еврея. Оставшиеся в прибалтийских провинциях евреи мобилизуются в срочном порядке на работы и размещаются в гетто”. По оценке Р. Мисиунаса и Р. Таагепера, в Прибалтике из общего числа 250 тысяч евреев уцелело лишь 10 тысяч. В то же время на территории Прибалтики гитлеровцы уничтожили десятки тысяч евреев, привезенных из других стран Европы.
Только на территории Эстонии гитлеровцы и их пособники убили 61 тысячу мирных граждан (в их числе было немало тех, кого фашистские палачи привезли для уничтожения из других оккупированных районов Советского Союза, а также из порабощенных фашистской Германией государств Западной Европы) и 64 тысячи советских военнопленных — всего 125 тысяч людей. В Латвии было уничтожено более 600 тысяч мирных жителей и советских военнопленных, в том числе более 100 тысяч граждан Латвийской ССР. В Литве было убито около 700 тысяч человек, в том числе 229 тысяч советских военнопленных, более 370 тысяч жителей Литовской ССР и около 100 тысяч граждан, привезенных из других районов Советского Союза и оккупированных государств Европы. Республики, общее население которых составляло в 1940 году 5,7 миллиона человек, стали в 1941—1944 годах местом уничтожения 1425 тысяч человек.
По мере приближения к прибалтийским землям Красной Армии оккупанты и их пособники постарались угнать за собой мирное население Прибалтики. Из Латвии было вывезено в 1944 году 279615 человек. Около 70 тысяч — из Эстонии. Организованный фашистами вывоз жителей Прибалтики со своей родной земли также сопровождался новыми потерями, главным образом из-за тягот эвакуации и невыносимых условий жизни в Германии. По оценке Р. Мисиунаса и Р. Таагепера, в 1944—1945 годах погибло около 20 тысяч эмигрантов из Прибалтики.
Теперь у многих в Прибалтике хватает наглости ставить на одну доску события 1940 года, когда в Эстонии, Латвии и Литве была установлена Советская власть, и германскую оккупацию 1941—1944 годов. В этой фальсификации истории прибалтийские обвинители России и адвокаты нацистов находят активную поддержку со стороны влиятельных кругов западных держав. Впрочем, и в России находятся те, кто поддерживают эти измышления. Не случайно в ходе одной из телепередач “К барьеру!” патологическую русофобку Новодворскую, сравнившую советизацию Прибалтики с германской оккупацией, поддержала треть зрительской аудитории.